Только часа через два начали подходить остальные бригады, которые были успешно завёрнуты по дороге бравыми порученцами. Как вы догадываетесь, мой авторитет командира сильно вырос после этого похода.
Моя заслуга тут минимальная. Я просто незадолго до этого перечитал, и поэтому хорошо помнил "Похождения бравого солдата Швейка". Там один генерал из Главного Штаба начал рассылать по дивизиям телеграммы, предписывающие двигаться в различных странных направлениях, и только к вечеру офицеров собрали и сообщили, что этот генерал сошёл с ума. А за день до этого к ним приезжал другой генерал, выстроил всех у отхожих мест, и два часа объяснял, как важно для победы правильно этими отхожими местами пользоваться.
"Офицеры расходились, грустно размышляя о том, почему все генералы Австро-Венгрии одновременно сошли с ума."
К нам тоже приезжал генерал по поводу отхожих мест, выстраивал девочек и два часа объяснял, как важно для победы правильно отхожими местами пользоваться. Как вы легко догадаетесь, проблема была немаловажная, и непростая, если учесть, что, как я уже писал, никаких «удобств» в бараке не было. Три деревянные кабинки туалетов стояли над ямой за бараком, метрах в тридцати. Света ночью у девочек ни в нашем бараке, ни вокруг него не было, и добраться туда ночью, в полной темноте, было цирковым фокусом. Но я здесь остановлюсь: я не Ярослав Гашек и мне эту тему не осилить.
Сто один процент
В конце ноября 1976-го года в Джизакской области, как и обычно, выпал снег. Как и обычно, хлопка уже нигде не было видно. Я выводил своих девочек в чистое поле, они собирали ветки и грелись у костра до обеда, а потом с обеда до вечера. Всем уже порядком надоело в бараке и вообще на хлопке, было холодно, и напряжение нарастало.
Традиционно предполагалось, что нас отпустят домой, когда будет выдан сто один процент к плану. К снегу план, как и обычно, был выполнен на 90%, и, как и обычно, судя по газетам, уборка продвигалась неплохо. Каждый день нам сообщалось, что "Труженики Джизакской области ударным трудом добавили еще 1.5% собранного хлопка к Узбекскому хирману", и если бы у нас хватило дыхания ещё дней на десять упорной работы, можно было бы отпраздновать победу и отправиться по домам.
И вот приблизился желанный день. Было сделано 99.8% плана и, по всем понятиям, назавтра ожидался заветный 101% . Однако, ко всеобщему разочарованию, никакого предотъездного ажиотажа в штабе не ощущалось. Нас выгнали в поле, как обычно. Радио вообще уклонялось от освещения побед хлопкоробов Узбекистана, а в обеденных газетах, вместо желанной праздничной шапки: " Принимай, Родина, Узбекский хирман ", тоже шла какая-то тягомотина. Проценты плана вообще не упоминались. Только одна районная газета, видимо, заготовившая победный номер заранее, и, по халатности редакции, не поспевшая за новыми указаниями партии, праздновала на полный разворот!
На бескрайних полях Джизакской области царило уныние. Дембель явно откладывался. Девочки требовали объяснений, но мне нечего было сказать. Наконец, к вечеру подкатил газик из парткома. Мне было передано, что мы остаёмся до новых указаний, что я и должен был объяснить студентам. В причины задержки руководство не вдавалось.
Версия, которую я узнал позже, такая: в результате каких-то придворных интриг Рашидов попал в опалу у Брежнева. Назывались разные причины, от личной ссоры вплоть до обвинения Рашидова в раздувании в Узбекистане националистических настроений. Формальной причиной разлада якобы стало то, что воровство в Узбекистане превысило утверждённые партией нормы. В частности, 5 миллионов тонн узбекского хлопка оказались 4 миллионами, и Брежнев потребовал у Рашидова пятый миллион тонн. Вот его-то мы и должны были добыть из под снега. Я слышал даже, что Рашидов в конце концов одолжил хлопок у Казахстана.
На следующий день мы, как обычно, вышли на пустое поле к своим кострам. Светало в декабре уже поздно, и в рассветной дымке бескрайняя Джизакская Голодная Степь представляла собой жутковатую и какую-то космическую картину. Все дороги до горизонта были забиты бесчисленными автобусами. Кое-где эти автобусы медленно двигались, больше стояли. Вокруг некоторых из них копошились крошечные фигурки. С десяток автобусов стали разгружаться в километре от нас. Оттуда появлялись какие-то полусогнутые карлики, цепочкой тянулись в открытое поле и исчезали там. Просто высадка неземной цивилизации.
Это были дети шести-семи лет – настоящие сборщики узбекского хлопка. Тысячи этих детей на наших глазах привозили из каких-то далёких кишлаков на еще не запаханные "резервные" поля. Что они там собрали, я не знаю, но на следующий день исчезли и автобусы и дети – вероятно их перебросили на другие резервные участки.
В 90-х годах и в Москве и в узбекской прессе писали о массовых отравлениях узбекских детей на хлопковых полях. Именно этих детей первыми выгоняли на грядки, и именно они, и еще женщины из тех же узбекских кишлаков, собирали «белое золото» - тот хлопок, который действительно шёл на экспорт. Перед началом уборки хлопковые поля опыляли с самолётов дефолиантами, чтобы сбить с кустов листья. Применявшиеся дефолианты были ядовиты.
Возможно, в декабре 1976-го года я увидел на полях Джизакской области маленькую часть очень страшной картины.
Нас отпустили еще через две недели. Фанфар по поводу перевыполненного плана в этом году не было. На этом моя карьера хлопкороба закончилась.
